Средневековье. Личная гигиена в Западной Европе. Плескание в тазиках и не только
Один уважаемый научно-популярный ТВ-канал демонстрирует
кадры дикой антисанитарии европейских городов Средневековья, но уже через
десяток минут фильм ВВС предлагает к просмотру реконструкцию процесса помывки
молодой английской девахи XV
в. Ну а отечественные славянофилы при произнесении слова «баня» таки вообще
загораются гордостью за русское ноу-хау. Кто и в чём тут прав?
Джильс
Флетчер описывал быт россиян XVI в.: «Всю зиму и большую часть лета топят они свои печи, устроенные
подобно банным печам в Германии»
Давайте разберём это английское сообщение «по косточкам». Ведь,
на первый взгляд, кажется, что Флетчер явно несёт околёсицу против устоявшегося
мнения о вечно немытой и зловонной Западной Европе Средневековья, что и сами
европейцы не отрицают.
Итак.
«Печи, устроенные подобно
банным печам в Германии» — пишет автор. Но был ли вообще Флетчер в
Германии? — Вот вопрос.
Ответ: оказывается, и вправду был, в 1584 году, а, значит,
мог видеть бани лично. Но какие именно бани функционировали в Германии в XVI веке? И есть ли иные
свидетельства на сей счёт?
Бани в Западной Европе до поры до времени, до XIII–XIV вв. точно были, о чём неоднократно
сообщают, например, Большие анналы
Кольмара:
1279 год. В банях
у Ремиремона... (Монастырь в епископстве Туль — А.Г.)
1283 год. Король Рудольф осадил Петерлинген и построил вокруг
крепости дома, бани и укрепления, чтобы
голодом принудить город сдаться.
1292 год. Герцог лотарингский выстроил в Пломбьюре над банями укрепление, чтобы защищать купающихся
от преступников.
Но потом Римская церковь их стала запрещать. По двум причинам.
Первый довод понятен: из-за дикого уровня разврата, который поселился в стенах
тех помывочных контор (см., например, свидетельство
тому Джованни Боккаччо от 1375 г.); о второй причине — речь чуть ниже.
Однако стоит визуально представить себе о чём ведём речь,
взглянув на картинку публичной бани во Франции, преспокойно существовавшей и
веком позже, после запрета попов, в 1470 году.
Сидят в кадках с тёплой водой мужики с бабёнками; можно
увидеть, как один из мужичонков явно «созрел», да и дама не против, но в углу
стоит поп, осуждающе смотря на парочку… — порнография XV века!
Однако это отнюдь не русские бани, это вообще не бани! Это —
купальни. Ведь ни попу, ни музыканту отнюдь не жарко! Да и собачка резвится.
Это — отнюдь не парная, служащая у нас для помывки и убийства болезнетворных
микробов, а просто место совмещения приятного с полезным, три-в-одном: и
поесть, и неприятные запахи отбить, да и потешиться хоть в соло- хоть в
группенсексе.
Похоже, экология сыграла злую шутку с «демократами»: дровишки
в Западной Европе закончились много ранее, чем, например, в Москве, где таковые
потихоньку стали быть дефицитом только при Годунове: частных бань становилось в
столице всё меньше, и были организованы общественные бани (но именно бани, а не
купальни), с которых царь имел 1500 рублей годового дохода (см. вып. 2 «Занимательной
истории»).
Понятно экономически, что банный нормо-час обходился горожанам
на поточном производстве куда дешевле, чем при мелкосерийном на своём подворье,
да и народу в Москве прибыло. Но что вряд ли повлияло на помывочные традиции крестьян,
т.е. на традиции более чем 97% населения страны за «МКАДами» боярских «берлог».
О средневековых традициях личной гигиены крестьян Западной Европы сведений
доходит до России мало, а те, что доходят, похоже, крайне тенденциозны.
Наверное, стоит чётко отделять людей от надстроек-реципиентов:
например, во Франции середины XVII
века отсутствие банной практики в кругах высшего общества являлось чем-то вроде
маркера, коренным отличием «цивилизованных» от черни.
Это отличие было навязано извращёнными умами клириков Ватикана,
назвавших чистоплотность церковным преступлением, которое заключалось в смыве с
тела добропорядочного христианина памяти святой воды, в которой его купали при
крещении. Наверное, попы на примере манер знати пытались вызвать у Instrumentum
vocale —
неодушевлённых предметов, обладающих лишь даром речи (по Аристотелю) —
благоговение перед ними, сильно пошатнувшееся в то время.
И это была вторая причина запрета Римской католической
церковью (РКЦ) банно-помывочной практики, по крайней мере, в городах. В итоге
даже Король-Солнце (Людовик XIV)
«мылся» лишь один раз в своей жизни, при крещении.
А чтобы заглушить неприятные запахи у западной «элиты»
появилась привычка обливать себя литрами духов и менять исподнее по два раза на
день, а то и по три раза, при этом не расставаясь с устройствами для ловли
блох. В итоге Людовик XIV уже к 20 годам получил очень неприятную болезнь прямой
кишки, от которой смог отделаться только хирургическим путём; его героическому
подвигу борьбы с геморроем — операции в те времена проводились без анестезии! —
последовали сотни его приближённых.
А, собственно, зачем населенцам Версаля было мыться? Ведь
любой из них точно не потел на полях и в кузницах, не пропитывал свою одежду и
тело запахом навоза в коровниках, не ползал в угольных и соляных шахтах и не
отирал рукавом пыль с глаз при камнетёсных работах, не отмывался от крови
забиваемых животных и не выносил ночные горшки…
Попутно можно сделать однозначный
вывод, касающийся и России: отношение людей-доноров и людей-реципиентов
(феодалов и проч., по сути «вампиров») к религии было существенно различным.
Всегда и везде!
В том же XVI
веке Европу встряс Мартин Лютер, трудами которого немцы послали Ватикан далеко
и надолго, и вот уже Ханс Бок отрисовывает в 1597 году устройство возрождённой
общественной бани в Швейцарии, в которой перегородка служит не для разделения
мужской половины от женской — как в русских городских общественных банях и на
пляжах, хоть и не наглухо, — а как бельэтаж театра для явно пьяных зевак и как
раздевалка.
В Западной Европе и через 200 лет после начала официального антипомывочного
прессинга РКЦ совмещение необходимого, приятного и полезного в «одном банном флаконе»
оказалось незыблемо — традиции, однако!
При всём при том Церкви так и не удалось лишить горожан их
забавы. Э. Фукс в своей «Истории нравов в эпоху Ренессанса» приводит следующие данные.
В период с 1426 по 1515 год каждая из пяти деревень в окрестностях Ульма имела свою
баню (баню в понимании Э. Фукса!). В Цюрихе насчитывалось
пять бань, в Шрейере — девять, в самом Ульме — десять, в Базеле — одиннадцать, в
Нюрнберге — тринадцать, во Франкфурте-на-Майне — пятнадцать, в Вене — двадцать одна.
Таким образом, подозрение во лжи с Флетчера надо снимать: упоминание
им банных печей в Германии XVI
века почти достоверно. «Почти», так как во всех приведённых примерах речь
велась лишь о городском населении, но что творилось с гигиеной в западноевропейских
деревнях непонятно (во-первых). И, во-вторых, на обоих полотнах что-то не видно
банных печей. Воду, похоже, нагревали
для этой публики в котелках на костре. Ну да ладно.
Что же мы получили «в остатке»?
Главное: байки о немытой Европе Средневековья в целом — это
фейк, историческое заблуждение, но лишь отчасти. Это заблуждение превращается
частью в быль с тем учётом, что, во-первых, русское понятие «баня» принципиально отлично от этого термина
в странах Западной Европы, где применим лучше термин «купальня».
И, во-вторых, абсолютная немытость действительно имела
место, но была в моде лишь у попов и у светской надстройки общества. Именно в этом
как тогда, так и сейчас заключается, наверное, элитарность некоторых
властных структур в странах-«партнёрах», смердящих сегодня полной
интеллектуальной ограниченностью и сатанинской моралью махровых торгашей; при
этом гнилостный запах давно спившейся от горя и умершей под забором своей
совести эти «элиты» заливают декалитрами духов-лозунгов с «запахами» как бы
демократии и нарушения прав меньшинств,
особо сексуальных меньшинств. Не так ли?
Вернуть с головы на ноги
И тут пора на примере свидетельства англичанина поставить
всё, что сегодня стоит на голове, на ноги. Да, министр культуры РФ, д.и.н. В.Р.
Мединский во многом прав: иностранцы, побывавшие в России, порой писали свои
мемуары о путешествии в Московию крайне тенденциозно, сдабривая их мерзостными
фейками. Да, — и это истинная правда! — многие из них занимались к тому же
откровенным плагиатом, для пущего словца воруя контент у коллег целыми блоками,
и, мало того, обильно разжижая эти текстовые заимствования своими фантазиями.
Но даже Владимир Ростиславович вряд ли сможет ответить на вопрос: а какая доля
в мемуарах того или иного иностранного графомана является напраслиной, а какая
— чистой правдой о нашей стране?
Возникает и другой вопрос: если г-н Мединский чуть ли не
всех иностранцев упрекает в откровенных выдумках, то почему он и его коллеги с такой
же яростью борьбы за правду не ополчаются на десятки «пиратских» копий
Национальной летописи, корпус которых аж из 43 томов повествуют об одном и том
же, но пера примерно 170 разных интерпретаторов-копиистов? Ведь во многих из
них подчас выпирает ослиными ушами полная бредомуть: см. катастрофические для
чувства патриотизма и имиджинологии примеры из нашей истории в вып. 4 «Занимательной истории», которые
находятся в вопиющем противоречии с аксиомой
Достоевского-Ницше.
Просто так уйти от ответа не получится, так как свидетельств
иностранцев о России XV–XVII вв. набирается где-то
под сотню, и свидетельств не только засланцев Ватикана, бойцов «невидимого
фронта» и торгово-промышленных шпионов Старого Света, но также «показаний»
множества вовсе не ангажированных людей, как и представителей мусульманского
мира. Хотя часть последних, например, типа клинического казнокрада ибн Фадлана,
также не могла удержаться от фантазий.
А судьи кто?
Для того, чтобы понять насколько критически нужно оценивать
древние свидетельства перво-наперво неплохо ознакомимся с личностью автора,
уровнем его образования, источниками финансирования его поездки в Россию (для
иностранцев) и последующего издания мемуаров (у нас — летописей), ибо «Кто платит,
тот и танцует девушку».
Вот и познакомимся с Флетчером поближе.
Джильс (написание имени в исходных русских переводах, или Джайлс, если кто-то хочет
повыпендриваться) Флетчер (Giles Fletcher) был по образованию юристом. Собственно,
одним этим уже всё сказано, и можно было бы дальше и не продолжать. Ну да
ладно.
Этот племянник лондонского епископа, т.е. мальчик-мажорик, из
кожи вон лез занять пост придворного историка, что на современный лад, скорее всего,
означает пост личного советника президента страны. Он точно знал за какие именно
коврижки боролся и соответственно англичанин даже несмотря на полное дипломатическое
фиаско в Москве, по возвращении на родину, что называется, «бил копытом» — мол,
с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Совершенно очевидно, что многие мегабайты информации об
эпохе царствования Ивана IV
этот, по сути, матёрый разведчик получил за немалые деньги, которые он раздал целой
куче кремлёвских чиновников, среди примерно трёх тысяч которых найти грантоедов
не было проблемой как тогда, так, впрочем, и сейчас. В чём я не испытываю и
толику сомнений.
Предполагать же, что Флетчеру контрразведка Кремля
скармливала байки за триста лет до организации только перед войной 1812 года
первого в истории страны ГРУ, — это смелое предположение! Тем более, что эти байки
подчас были самообличительны. Да и не такие уж это и байки, как мы увидели выше.
– То есть «руку Кремля» углядеть не получается.
Как мне представляется великовозрастный мажорик при написании
мемуаров дополнительно ввёл в текст удачные, как он считал, политические поправки
на антироссийский тренд (читай — санкции),
который появился в политике государства на-Углу после отказа английской королевы
выйти замуж за Ивана IV по его настойчивой просьбе. Двор Лондона из явного желания
оскорбить русского царя встречно предложил Ивану IV в качестве замены
какую-то «полутухлую» фрейлину второго разряда. То есть повторить брачный подвиг
Владимира Мономаха, отхватившего в жёны Гиту Уэссекскую, дочь короля Гарольда II, у царя Ивана не получилось,
и он с досады лишил в 1570 г. англичан привилегии свободного прохода по Волге к
рынкам Персии и Средней Азии.
В результате, и, как это Джильс себе надумал с учётом якобы понимания
внешнеполитической конъюнктуры Лондонского двора, требовалось не стесняться в описании
жития «туземцев Руси», и он сгенерировал несколько просто фантастически убогих выдумок:
например, в своих мемуарах он оценил число жертв среди москвичей в якобы 800 тысяч человек от спаления столицы
степняками. От этого бреда даже местных мастеров фейков Острова-на-Углу (букв.
— Англия) передёрнуло: или Флетчер — это
предтеча Мюнхгаузена или он просто идиот! — подумали они. В итоге «юрист и сын юриста»,
издав-таки свои мемуары «О государстве Русском» (Of the Russe Common Wealth), по
номенклатурной лестнице так и не поднялся.
Вместе с тем поправки
на «санкционное настроение» автора и его непрофессиональность в обсуждаемой
теме пригодились.
Комментарии
Отправить комментарий